ŷ������

Принцессами моего детства были проводницы. Мне было девять лет, иногда двенадцать, это горячий возраст. Жизнь кипела с интенсивностью три проводницы в час. Поезд Рига �� Адлер так и остался символом непорочности, спасибо их колготкам в сетку. В мечтах я успевал жениться на всей бригаде. Всё было так правдоподобно, что с некоторыми пришлось развестись из-за их дурного характера.
Прекрасней только стюардессы. С ними я даже разговаривать не мог. Но смог бы погибнуть на их груди, прикрывая собой от пуль. Такая форма отношений казалась допустимой. Я даже репетировал прощальную улыбку. Увы, нас никто не захватил и мы с мамой просто ели курицу. Выглядел я тогда куда напряжённей, чем этот мальчик на картине.







Чтобы не смущать таких как я, латыши выгнали из авиации милых Золушек. Теперь у них летают злые мачехи, предварительно приплюснутые бульдозером. Спасибо им и Кате Дмитриевой, объяснившей что кивать и слушать �� тоже разговор. Я научился летать и общаться без гипноза.


Возвращался из Москвы. Стюардесса влюбилась в стюарда. Судя по глазам и причёскам, они наслаждались работой в служебном туалете. Теперь он дразнит её, флиртует с кем попало. Поднимает девичий чемодан, говорит:
�� У вас там муж, судя по весу.
Хозяйка отвечает
- Ха, это ещё не тяжёлый.
- Не хотел бы я встретиться с вашим тяжёлым мужем�� ��
У него приятный акцент и узкая кость. Если пассажирка совсем симпатичная, стюардесса первая хватает багаж. Ей плевать сколько весит муж, только бы стюард не влюбился в кого не надо. Она бы хотела приковать его к шасси. Лучше пусть замёрзнет, чем пялится. Несмотря на опасные их игры, настроение у самолёта хорошее. Аэрофобы поправляют свои памперсы, мило улыбаясь друг другу.

Тележку с закуской влюблённые катят вдвоём. Я разглядываю пуговицы на свитере, чтобы не смотреть в глаза. Но она пристаёт, рекламирует какой-то бифштекс. Мой желудок, меж тем, несётся в алюминиевой бочке в десяти километрах над городом Жижица и яснее чувствует пустоту внизу, чем внутри. В Жижице озеро и музей композитора Мусоргского, погибшего от пьянства и непонимания. На скорости 270 метров в секунду мы с желудком думаем только о Мусоргском. Но она стюардесса, разве можно с нею спорить. Ткнул в меню, попал в паннини с курицей и сыром. Десять евро. Юноша клянётся погреть и принести очень быстро. Девушка взглядом подтверждает, какой он надёжный мужчина. Она на себе проверила, только что, за занавеской.

Как я и хотел, они обо мне забыли. Тут же. Побежали в туалет целоваться. И вот самолёт поужинал, люди читают газеты. Я один взволнованно жду свидания с калориями. Спрашивать про здоровье курицы неудобно. Вдруг она ещё холодная вся. И я как истеричка �� где моя еда, ушлёпки!

Чтобы отвлечься, стал писать рассказ. В нём ни слова о еде, а только про любовь и зрелые отношения. Дарья подарила мне халат. Чистая шерсть. Хорошо согревает, видимо. Проверить невозможно. В тёплой квартире он генерирует, в основном, электричество. В промышленных масштабах. Между мной и чем угодно, спасибо халату, скачут красивые голубые молнии. Отношения с холодильником неприятно обострились. Протянешь руку �� Трах! �� и аппетит прощается с нами. Из всех диет электрошоковая самая злая. Ничего не лечит, но запоминается надолго.
Я стал носить в кармане ножницы, как маньяк. Если ткнуть их в бок холодильнику, разряд трещит, а на мне только волосы вздымаются - и опадают. Застав ночью на кухне человека с ножницами и волосами дыбом, можно избавиться от обжорства и обрести какую-нибудь занятную фобию. Даже жаль, что я не взял халат в дорогу. Кое-кому тут не помешали бы триста киловольт для памяти.

Вдруг просыпается дядя лётчик. Он говорит что за окном мороз, погода дрянь, летайте нашей авиакомпанией, где можно заплатить и не поесть. Всем счастья, сядьте ровно, иначе будете у патологоанатома выглядеть как абстракционизм.
Только подумал, «ну и ладно, подавитесь» - прибегает взъерошенный стюард. Интересуется у переднего соседа, не заказывал ли он паннини. Потом у заднего. А меня будто нет. Словно я пустое место, не способное понять итальянскую кулинарию. Оба соседа струсили жрать чужое. Я тоже молчу. Вдруг он потребует доказательств, что тогда?
Ничего не вызнав, он тащит из кладовки стюардессу. Жёстко щиплет за зад. Дескать, вспоминай, чей пирожок. Мы с ней встретились глазами и я никогда больше не осужу тех, кто на ходу выпрыгивает из самолётов.
Неотвратимый как топор, он приносит заказ. Тут в салоне гасят свет, аэроплан пикирует в тучи. Пассажиры выпрямляются, начинают думать о хорошем. Я говорю спасибо, мне у вас всё так понравилось, но сейчас хочется пристегнуться, прочесть «отче наш», и никогда впредь не доверять мужчинам, переодетыми в стюардессу. А он отвечает, - я разрешаю не пристёгиваться! Никто вас не осудит, не посмотрит косо, можете кушать в любой позе. У вас полно времени, приятного аппетита.
Чтобы не выглядеть капризным, я разворачиваю целлофан и жру. В темноте. Один, с хрустом и чавканьем. Все сидят с возвышенными лицами. И только мне разрешено предстать на опознании однородной массой из сантехника, курицы и сыра. Впервые меня раздражали такие качества еды как горячо и много.
Конечно, я успел. У нас в полку ефрейтор Заливанский глотал банку сгущёнки и отрыгивал пустой. Кое-чему я у него научился.
Прощались будто родные. Почти обнялись. Ничто так не сближает, как холестерин.

Ну и вот. В понедельник Даша сразу бросила и курить, и есть. У неё великий пост. Внешне она стюардесса. Характер тоже прекрасный, но без табака и сливочного масла, боюсь, осатанеет. На всякий случай, я спрятал ножницы и добавил ей в капусту сливочного масла. В нашей семье уже есть одна взбалмошная мегера и делить эту приятную роль мне бы не хотелось.

Мы никогда не говорили «У котика заболи, у Ляли перестань». Нам жаль котов, мы применяли Бена Ладена. Ему полезно для кармы, думали мы. Синяк на колене, уколотый палец, подбитый глаз �� террорист мучался и всё списывал на нездоровую обстановку. Когда жизнь вконец обрыдла, он надерзил вспыльчивому пентагону, и сами знаете чем кончилось.

Нам его не хватало. Он вновь родился мирным крокодилом, а наша-то молодость длится. Хороших негодяев сейчас не достать, пришлось обращаться в лес, к волку. Странная жизнь началась у серого. Вокруг кусты, природа, а он то в холодильник врежется, то утюгом обожжётся. Вот так, за чужой счёт, я прослыл анестезиологом, утешителем, приличным отцом и человеком. Но однажды, в тихий февральский вечер возникла Лялина мать и ну отчитывать. Ей звонили из школы, где все выучили таблицу умножения, и только мы её позорим.

Как с помощью волков учить математику я не знаю. Домашняя магия советует ворваться и орать про рыбку и пруд, пока таблица сама не осядет в затылочных долях. Я иду в детскую. Воображаемый чёрный плащ развивается зловеще. И конечно, Ляля там бездельничает. Сидит криво, рисует в компьютере жёлто-синюю мазню. Цвета как в колумбийских трущобах. Жуткая безвкусица. Главное, никакой связи с «трижды семь». Как отец и педагог я обязан был наорать всё, что мне рассказали.
Накричал о роли образования. Про Нильса с гусем, Незнайку и Буратино. И обратные примеры, Билл Гейтс, дед Мороз, Шарлиз Терон.

- Сколько сил в тебя вложено! �� говорил я. �� Одних пакетиков риса - миллион! А в ответ сплошная бездуховность!
Ляля слушала, кося глазом в монитор. А там, оказалось, вовсе не мазня. Морской пейзаж, солнце, рыбы, в небе гусь вдохновенный. И в трёх углах написано «ПАПА». Курсор при этом елозит, закрашивая того из пап, который внизу слева. Мышь в её руке осталась и вся наша дружба тонет в океане. И сразу такой февраль во всём организме, будто волк в лесу приговаривает:
- «У волка отогрей, у Славы заморозь».
Закончилось хорошо. Мы уже множим что угодно в пределах «пятью-пять». Того и гляди, овладеем шестёркой. Восстановили открытку, там чудесные цвета. Располагающий жёлтый, искренний синий, ипрессионисткая лёгкость и ясные световые впечатления, не обеменённые двусмысленной ритмикой полутонов. Называется «Лето». И, кстати, Буратино был добрый, а Шарлиз Терон так мне и не позвонила.

Каждый Новый год, ровно в полночь, тётин доберман прячется под ванну. Он дальтоник и не любит фейерверков. Вообще, нелюдимый человек.

Однажды ночью страшные удары сотрясли тётину дверь. По тому как забегала тётя, и как мрачно часы пробили полночь, доберман понял, вряд ли это добрые феи пришли. «Представим, что Новый год» - подумал он и влез под ванну.
Тётя звонит полицейским. Ей отвечают «экипаж будет». В наших Азиях это значит «мы впишем вас в протокол как холодное поперёк прихожей тело с недовольным лицом». Прятаться некуда. Под единственной ванной доберман. Поговорить с гостями, а лучше укусить их собачка отказывается. В ней проснулись мизантроп и пацифист.

Этажом выше функционировал бордель. Анонимы ехали к продажным женщинам, но лифт их выплюнул тут. Будучи оптимистами, мужчины опознали в запертой двери женское кокетство. Они принялись стучать, кричали лозунги. Косяк треснул. Гости вошли и удивились, насколько непрезентабельная тётя встречает их шваброй. Они смеялись, просили прощения, оплатили косяк и ушли куда-то в ночь, срывать цветы порока. И только тогда доберман выполз. Он жалел лишь, что достался тёте, не способной защитить друга. Назавтра я тряс его за уши, спрашивал не стыдно ли жрать сухой корм.

- «Оставь ребёнка!» - сказала тётя строго. - «Что ты хочешь, у него родители �� латыши!»
Это правда, прибалты не общительны. Видел, как одна семья гуляла юбилей. Гости расселись, ресторан, все в праздничных костюмах землистых оттенков. Тут официант спотыкается и выливает графин компота на их папу. Вся спина и лысина в вишнях, хоть облизывай. Русский праздник тут бы и начался. Макание в салат, драка стульями, мало ли конкурсов можно устроить в честь юбиляра. А эти молча встали и вышли. Даже не плюнули в кассира. Не знаю, где местные писатели берут сюжеты с таким народным темпераментом.


Я не доберман и не дальтоник, но интроверсия зимой честнее. Уже с сентября за окном болото, с октября ночное болото, потом ноябрь, фонетически похожий на «Мордор». Чего радоваться-то? И в центре этого холодного, грязного ада вдруг сыплются вопросы, как будем отмечать. Семь раз в день. Я считаю, диван-салат-телевизор достаточны, а гости избыточны. И семь раз в день мне говорят что я сухарь и весь год теперь насмарку.

Желая прослыть весельчаком, я сломал два бильярдных кия и взорвал ракету в центре группы латышей. У нас дом на берегу, люди пришли отметить. Стоят, смотрят на чёрную реку. Праздник всё-таки, почему бы не помолчать торжественно. Вдруг трах-бах-искры, русские пришли. Реакция взорванных была обычной. (см. историю с компотом.) Латыши тихо улыбнулись, сочувствуя моей славянской криворукости. А за час до этого за мной же гналась русско-советская дворничиха с лопатой, хоть я в неё тогда и не попал.
Осень -- это первые два акта Нового года. Экспозиция и перипетии. Человек набирается отчаяния, чтоб искренне потом обожраться, разрушить бильярд, потратить годовой бюджет Зимбабве, убить печень и взорвать ракетой национальное большинство.

И вот, восьмое января, финал. Сижу как крыса с электродом в голове, слушаю Севару. Первые два куплета журчит неспеша. И вдруг, на отметке 3.12 выстреливает третий акт. Чума, война и разорение! И тут же, в 3.37 точка невозврата. Там я уже плачу, целую песню в монитор и хочу в Узбекистан. Третий день так.

А вы как отметили? Можете фоточки прислать.

Совсем скоро все мы станем режиссёрами. Например, девушка Надя настучит с утра:
«Одинокий дворец в зарослях Камбоджи. Шарлиз Терон в пеньюаре выходит на балкон. Поют птицы. Джони Депп берёт Шарлиз за пеньюар и бросает в бассейн. И прыгает следом. Птицы продолжают петь. На загорелом Джонином теле пупырышки от воды. Из кустов выходит Фернандо, бывший муж, глаза его красны.»
Надя нажмёт энтер. Программа исправит ошибки, нарисует дворец, птиц, страсть в бассейне и выпученные буркалы Фернандо. Надя выкурит сигару а-ля Хемингуэй, напишет ещё сорок сцен, сольёт шедевр в ютуб и переоценит труд киношников.

А теперь главное. Программа уже существует. Кинокомпаниям конец. Миллионы гениев, которые пока лишь срут в комментах под рецензиями, сами снимут миллионы оригинальных, потрясающих картин. А там и восстание машин не за горами.
Теперь ещё более главное. Нам с Мишей дали порисовать. Вдохновенные, свободные от режиссёрского гнёта, мы написали прекрасный боевик. В главной роли Бред Питт. Он совершает подвиги, у него кожа в пупырышках, но Анджолина Джоли всё равно его бросает и сходится с простым сценаристом, удивительно похожим на нас с Мишей.
Компьютерщики сказали «не-не-не». Героев нарисовано только четыре, все они русские. Зато, звёзды класса «А».

Тогда мы написали отечественную драму. Безруков совершает трюки, у него кожа в пупырышках, он бросает Куценко, но со сценаристом не сходится.

Программисты смутились, попросили убрать трюки. Самолёт, вулкан и саблезубый медведь ещё не нарисованы.
Мы отвергли концепцию боевика. Написали комедию в стиле Вуди Алена. Герои смешно перемигивались и иронизировали.
Программисты сказали, перемигиваться нельзя. Иронизировать тоже, поскольку не мимики, не интонаций робот не понимает. К тому же, в ударениях путается. Зато, программа умеет снимать в несколько камер. И не трудно пройти сквозь кровать или своего товарища, если надо. В общем, океан возможностей.

Мы всё равно сняли. Что смогли, извините. Интересно же. Вбиваешь текст и оно вдруг шевелится, и говорит дурацким голосом.
Смотреть не обязательно. Если решитесь, сообщите, на какой секунде приходит уверенность, что восстание машин ещё не скоро.

В Москве снег, нелинейные пространства и победа добра над разумом.
Столкновение с русской душой начинается в самолёте. Стюардесса не верит в отказ от завтрака. Ну что ж, говорит, что пять утра. Надо попробовать, потом уже решать. Колбаска, хлебушек, вкуснятина! А помидорки!
Казалось, она потычет меня мордочкой, для аппетита. Так обо мне ещё не заботились. Латышские стюардессы сухие и бездушные. Пол, гормоны, сиськи, мозг - всё у них выхолощено на семинарах. А тут тебе и мать, и пастырь, и диетолог.
Опять же, у латышей Боинги приземляет робот, крепко плюхая о бетон ради лучшего торможения. Русский авиатор сажает вручную. Так изящно, что женщины волнуются.
- М-м, как нежно! - говорит одна соседка другой и та прикрывает глаза в знак согласия.


На премьере гулял среди бессмертных. Хабенский щуплый и несчастный. Галустян наоборот, бодрый пузатик. Отнял зажигалку у прохожих, чтобы усталая женщина, похожая на Польну, таки прикурила. Петренко красивая, Богданов в жёлтых штанах, Гоша поёт Цоя. Виктор «Завулон» Вержбицкий наотрез отказался достать позвоночник и превратить его в меч. Михал Николаич Задорнов пришёл смотреть кино второй раз, очень приятно.

Позвали дефилировать по красной дорожке. Собственно, мы на ней и сидели, только не с того конца. Прилюдно перейти в начало казалось не солидным, нас повели дальним путём. Тайными тропами, мимо кухонь и холодильников, мимо таджика, ворующего в мрачном коридоре полуфабрикаты. «Здравствуйте, галлюцинация Сергея Витальевича Безрукова!» - подумал таджик, складывая в карман мороженые котлеты. Следом двигались Куценко, Бекмамбетов, Смирницкий, охранники всякие. Мираж плыл и плыл, убеждая гостя в непростых свойствах объекта кражи.

Москвичи в пробках - самая массовая популяция буддистов. Никаких планов на будущее. Доверие промыслу и отрешённость. За каждым поворотом может прятаться конец времён. В моём случае это был кран, изящно перегородивший семь полос. Крану мешал таксист, а тому - шлагбаум. Директор шлагбаума ушёл пописать навсегда. И гори огнём все, кто спешит на интервью.

Телеканал Россия занимается обустройством котов. Им привозят из приюта. Животное гуляет по студии, пока не очарует какое-нибудь телезрителя, о чём тут же всех уведомят. Формально, скотина создаёт приятный эмоциональный фон. На самом деле, это я создаю фон, а оно - центр драмы и герой.

Приехал, напудрился, сижу. Съёмка задерживается. Ждём кошку. Она уже звонила, едет в такси. Вдруг выясняется, таксист пропустил поворот. В Москве это равняется падению в чёрную дыру, возврата нет.
И вот съёмочная группа со скучными лицами начинает снимать. Безысходно. Ясно же, никто меня не полюбит и не пригласит жить в квартиру с отдельным лотком. Из содержимого студии зрители первым делом приютили бы мебель, потом ведущего и цветные металлы. И никогда �� блоггера, который не спал две ночи, застрелил подъёмный кран, напугал таджика, съел на завтрак стюардессу и невероятную Галю обнимал две секунды вместо желанных ста.

У русских сакральная миссия: творить добро, прикрываясь ерундой. Удочерять котов под видом телевидения, закатывать премьеры для воспитания воришки, спасать в ресторане лобстеров, притворяясь Гошей Куценко. Я же потом утешал ведущего Женю. Говорил, что хороший хозяин сегодня стоял в пробке, а нас смотрели только опасные производители беляшей. Женя всхлипнул и успокоился. И, конечно, я бы хотел жить с ним в одной стране. Хорошо хоть интервью осталось на память.

p.s. Молодцы. Обвалили сайт.

Когда герой в драке изящно вращает ногами, это модно и современно, молодёжи нравится. Поэтому в кино вставили побоище. Из тех же соображений вписали фею. Помреж Галя в коротком платье с крылышками такая лапа, что скрывать нельзя. Если не понимаете зачем в триллере фея, то даже не знаю чем вам помочь. Возвращаемся к мордобою.

В сценарии было написано: «Убийца пробирается к выходу, расшвыривая оперативников». В переводе на язык жестов, яростный Безруков бежит по столам и люстрам, менты его таранят, но он как белокурое торнадо разбрасывает всех с чудовищной ловкостью.
Реализовать невысказанное взялись каскадёры из Казахстана. Всемирные звёзды, специалисты по Кун-До. Руководит ими великий Игорь Цай. Благодаря ему множестово экранных негодяев огребли стремительными кедами по морде. Он лично прислал нам видео с планом баталии.
Там всё волшебно. Цай изображал Безрукова, ловил чашки и стрелы, фехтовал огнетушителем и табуреткой. Одного врага ударил ложкой, согнул черенок, поддел за щёку другого, этой же ложкой, - и бросил через спину. Очень достоверно. Всё как в жизни. Мой папа однажды плоской отвёрткой так же выгнал на мороз целый подъезд мужчин. Потом расскажу.

И вот, смертоносные казахи приехали. Им дали роль оперативников. Актёрская задача - ходить по ресторану, встречать Новый год. Они как настоящие, танцевали, обнимали женщин, не выходя за рамки устава караульной службы. И уже приготовились получить кренделей из талантливых рук Безрукова, как вдруг режиссёр Дима спрашивает, а почему это у нас все менты �� казахи? Диме объясняют терпеливо: Цай там живёт, это его домашние специалисты, выращены в неволе. Он их с руки, по зёрнышку и т.д.
Но Дима упрямый, говорит, мы же в Питере! Ему отвечают - а что делать! В американских фильмах не такие чудеса бывают. Например, негр-кардиохирург. Или еврей-дальнобойщик. А жена дальнобойщика тоже еврей и при этом фермер. А у нас менты вот необычные, с изюминкой. Надо смириться. Тут Дима говорит разумные слова: представьте, неистовый Безруков бегает везде, но бьёт только казахов. Причём огнетушителем, ногой и гнутой ложкой. Он что, нацист?


Делать пластические операции было некогда. Всё-таки, их восемь, а снять нужно к утру. Дима хотел применить огнетушитель против съёмочной группы, чисто для разрядки, еле отговорили. Сказали, не-не-не, мы наденем на них карнавальные маски. Новый год же. Не надо расстраиваться. И волшебная девочка Надя побежала в лес по маски.

Её никто никогда не видел. Она всё время за чем-то убежамши. Но кино держится на ней. Надя может ночью, в тайге, со связанными руками достать из холода весьма сложные предметы. Её не смущают такие капризы, как «сухой хризалидокарпус, немедлено», или «семьдесят рослых арабов в национальной одежде». Если просить атомную бомбу, опытная Надя уточнит желаемую мощность и нужна ли к бомбе ракета. Удивительно, почему не сообразили заказать ей фильм в уже отснятом виде. Она нашла бы. Так вот, душной июльской ночью Надя достала из вакуума целый ворох новогодних масок. Зайчики, лисички, белочки.

Каскадёры сразу стали похожи на людей. Незаметно гуляли в толпе, в чине от сержанта и выше, мужественные, обученные рукопашному бою. Зритель легко отличал их среди гостей по ушкам и смешным носикам. Всё шло хорошо, как вдруг Безруков, строго по сценарию, принимается колотить этих белочек и ёжиков. Лупит осатанело, ногами, огнетушителем и проклятой ложкой. Зайчики падают, ни в коем случае на роняя масок. И конечно, выглядит это не так подозрительно, как если бы он бил одних казахов. Ну ненавидит человек Новый год, может в детстве какая психотравма случилась. Если сцена драки не покажется вам странной, значит и вас дед Мороз когда-то недолюбил.
Всё. Больше ничего не скажу. Страдайте от любопытства. Трейлер можете посмотреть.

Перед сном у нас весёлая игра "вскипяти отца". Дети обещают спать, а сами ржут, ловят кота, топчут подушки, ревут и ябедничают. Довольно энергично засыпают. Думал связать их канатом. Хлороформ и водка тоже эффективны, но дискредитируют меня как педагога. Я сулю им казни египетские, требую убрать ноги с подушки сестры, а вторые ноги пусть прекратят плеваться, иначе пойдут спать на балкон.
Про балкон они говорят - прекрасно, ремень считают мифическим чудовищем, а меня самого - шумным кухонным комбайном. Они спрашивают, разве я не рад, что ноябрьскими вечерами у нас так весело.
Жизнь и правда, хороша. Даже будильник (6:40) не в силах её изгадить.
- Я порхаю как карибля! - говорит Ляля, прыгая по матрасу с пером в голове.


Но тут какой-то мальчик подарил Маше розу. В присутствии подруг. Так обнаружилось, что женщины не одиноки во вселенной. Раньше Маша сомневалась насчёт инопланетян, теперь знает: их шесть штук, прямо среди нас, в родном классе. Занятные такие.

Потом другой мальчик сказал при мне "До свидания, Маша!". Дерзкий нахал. На голове признаки контакта с расчёской, впрочем. Довольно свежие, не больше месяца. По меркам шестого класса настоящий пижон. Маша его вздоха не заметила. Ей интересен третий негодяй, который смешно чего-то там на физкультуре. По мне, уж лучше второй, который "до свидания". Повелитель расчёски. Или первый, садовод. Но моё знание жизни никому не интересно. У девочек свои виды. Им подавай ироничных подлецов -- немытых, пьяных и несчастных.

Расскажу вам про Костю, спортивного мерзавца. Он учился на фехтовальщика и однажды заколол целый турнир. Покромсал к чертям ради тоненькой саблистки Ани. Но в финале против Кости вышел адский Дартаньян, гуру прыжка и укола. Всё на своём пути демон превращал в дуршлаг. Препятствие не успевало ойкнуть. Он делал тысячу инъекций в минуту. Даже по меркам Зингера это круто.

Костя смотрел в сторону Ани такими персидскими глазами, что дядя тренер, бессердечный садист и заслуженный живодёр -- сжалился. Он принёс Косте Большую Зелёную Пилюлю.
- Когда выпьешь, посмотри на лампу, - сказал наставник, - ламп станет четыре. Надо усилием воли собрать их в одну. Если не получится, всё бросай, беги в лес и сиди, прячься. Потом тебе захочется орать. Так вот сдохни, но молчи. Или подойди ко мне, я тебя накормил, я тебя и убью.

Костя принял зелье. Ничего не изменилось. Вообще. Препарат оказался наглым враньём. Юноша попросил добавки.
- Посмотри на лампу - напомнил тренер неожиданно густым басом и голос его многократно отразился от стен. Ламп оказалось четыре, как и обещала советская фармакология, победительница многих олимпиад. Сходиться светильники не хотели.
"Да здравствует Аня!" - подумал Костя. И мучительно склеил люстру.

Бились словно на дне океана, всё было синее и вялое. Тягучий Дартаньян чуть шевелил шпагой. Костя видел его уловки, но не успевал из-за сопротивления воды. Противники дырявили друг друга. Их ярости хватило бы на мушкетёрский роман, где сто человек упали, пронзённые. В конце был сумасшедший выпад, полёт, Костя достал врага, и чуть не лопнул от эмоций.
Интересно, кстати, почему нельзя орать. Может, пилюля открывает Ля второй октавы и писк отравленного фехтовальщика взрывает стёкла - нам уже не узнать. Костя выразил чувства в зубовном скрежете. Его Аня уходила вдаль. В обнимку с незнакомым пролетарием. Чуть не с гребцом, прости господи.

Назавтра Костя пришёл к ней под балкон. Жизнь была кончена. Хотелось просто посмотреть, напоследок. Тёмные окна не уняли боль. Костя придумал побить двух пионэров, возвращавшихся с дискотеки. Их вскрики и приятный звук оплеух могли заинтриговать девушку. Пусть её нет дома, но что-то же делать надо.
В годы моей юности (ранний палеозой) дискотеки закрывали по звонку. За авангардом шли основные пионэры, довольно крупное стадо. Все они охотно нахлобучили Костю. Ему нечасто удавалось провести время так насыщенно.

Аня его не полюбила. Ни в тот вечер, ни потом. Но путь был верный. Костя отверг нездоровый героизм, стал профессором-искусствоведом, смешным и несчастным. Теперь всех женщин зовёт лапочками, ибо не помнит кто есть кто. Подлец.

Возвращаемся к Маше. Вчера она украсила десктоп розой, отказалась от бутербродов и ушла спать, даже не пнув на прощание сестру, чем встревожила всех. Того и гляди, запоёт перед зеркалом в расчёску. Тут и детство кончится.

...Если у пациентки перелом лодыжки, сразу проверяем, нет ли сотрясения, - рассказывает Николай И., сотрудник травмпункта. Женщины взбираются на унитаз с ногами. Падая, ломают лодыжку. Коллеги бегут спасать, вышибают дверь кабинки, получается сотрясение.
За 15-летнюю практику у Николая было больше сорока таких случаев...


Для сварки в стене или перекрытии сварщики подкладывают зеркала. Варили трубы за потолком, зеркала бросили. Заказчица ходит, ходит... потом вдруг шепчет:- Саша, на меня сверху какая-то баба смотрит! Страшная !


...Чтобы умертвить крота, закачал в норку баллон газа и поджег. Трудолюбивый зверь насверлил целый интернет ходов. Повсюду гремели выхлопы, но лучше всех выступил деревянный сортир, подпрыгнувший на три метра...



Лётчики придумали выкачать колодец на даче. Подключили насос от бомбардировщика, сели обмыть. Насос мигом высосал воду и взялся надувать бак. Бак не ожидал такого обращения, взорвался. Возникшее цунами смыло плодородный слой и урожай. Водку спасли, конечно.


Жили в общежитии, на последнем этаже. Женя увидел девчонок, побежал знакомится. Сказал:
- «Девчонки, вы нас заливаете!».
Девчонки поклялись, что нет. Женя осмотрел у них всё. Пригласил к себе. Девчонки послушно пошли. Правда интересно же, как можно заливать снизу вверх и на семь комнат влево.


Врач, уходя с работы сказал медсестре:
-Сделай больному три-четыре клизмы.
Утром бледный пациент держался за стенку:
-Что же вы делаете, доктор!..
На планерке докладывает медсестра:
- Тридцать четыре клизмы сделать не успела, только двадцать....


Жили в Финляндии, сын вдруг перестал клянчить деньги. Подозревала в хищениях. Однажды, в супермаркете не хватило мелочи. Сын сказал «щас» и ушёл. Вернулся богатым. Оказалось, в зале аппарат принимает пустые алюминиевые банки. А рядом такие же банки с пивом. Если загрузить пиво, железный друг прилежно расплачивается...



Друзья! Из того что вы прислали, издательство АСТ хочет сделать книжку, с указанием ваших никмеймов. Авторский гонорар отдать в какой-нибудь благотворительный фонд. Идея прекрасная, я считаю. Следующие десять лет проведу, перебирая ваши истории.

Есть пятьсот вариантов этой байки. Начинаются одинаково: труба забилась, в квартире неприятный фонтан. Хозяин мечется, готов любить сантехника и даже жить с ним в шалаше. В других пересказах готов бежать за сантехником на край земли с шалашом в руках.
Потом приходит водопроводчик, снимает нимб и крылья в прихожей. Смотрит на проблему с укоризной. Говорит, что ж вы как дети малые! Он ловко орудует тросом и -- чудо, вытаскивает из трубы носок!

Чей же это? -- интересуется хозяин, почёсывая молодые рога. Пылкое воображение подсказывает, что его люстра, рояль и жена -- всё теперь изгажено сексом. В некоторых изложениях хозяин хватает топор, символизирующий его грусть.

Потом приходит сосед. Он только что читал роман Агутагавы Рюноскэ "Табак и дьявол". Закрыл книжку, встал с горшка. Вдруг из унитаза выкрутился трос. Мелко дрожа, тварь дотянулась до сушилки, намотала на голову носок, помедлила мгновение и скрылась. Страшно подумать, как изменилась бы жизнь соседа, не захлопни он вовремя книгу. Дело даже не в носке, а в том доверии, которое человек испытывал к родному унитазу и теперь утратил навсегда.

Всякий раз, дочитав до этого места, я мечусь, причитаю, -- зачем не я придумал эту великолепную чушь. Мне нипочём такое не сочинить. А надо. Срочно, десять баек о русских народных чудесах. Что-то несуразное, вроде дорожной разметки, нанесённой поверх раздавленной кошки.

Дорогие сто читателей, которые до сих пор с нами, вдруг вы чего знаете, пришлите, а? С победителями готов жить в шалаше. Ещё лучше, перепощу тут, с указанием ваших прекрасных никнеймов. Отдельные творения будут экранизированы очень, очень крутой кинокомпанией. Сможете хвастать прямо в кинозале, что киношники у вас лично спёрли эту неземную историю. Пока подумайте, а я пойду шалаш приготовлю.

Девиз бардов «с нами стыдно, зато весело» не сработал. В Тарту те же листья, дождь, собачка.
Барвумен Кристина превратила незнание языков в технику совращения. Её частое моргание прошибает как не всякий кордебалет сможет. При ней мужчины втягивают живот в знак особой платёжеспособности. Голозадые феи, поставляемые для парков филологическим факультетом стали ещё голозадее. Но и с ними тоска.

Меня выгнали к микрофону. Витиеватые законы бардовской чести требуют делить этот позор поровну. Солисты уверяли потом, я наяривал какие-то отдельные этюды. Темп, выразительность, подача, всё было хорошо. Но играть надо вместе, а не каждый своё, сказали недовольные солисты.
В ресторане «Мокка» повар по кличке Мюллер исповедует кулинарный неопластицизм с характерным для синтетического кубизма отторжением фигуративных элементов в угоду выразительной энергии жиров и углеводов. Пасту выносят на трёх тарелках, символизирующих ин, ян и хрен. Из макаронной волны, будто морской дракон в небо вздымается лобстер.
Мюллер долго был чудесным поваром, но теперь спятил окончательно. Такие же испуганные глаза я видел в больнице у группы авангардистов, тщившихся сахарным сиропом излечить галлюцинации.

Бард Пётр заказал суп. Меню на эстонском, это вообще не важно. Пётр выбрал номер шестнадцать. Ему вынесли дюжину бокалов, в каждом свой рецепт. Мюллер рекомендовал наслаждаться супами вчетвером, чтобы потом дискутировать. Мне достались креветки в какао, тыква с малиной и свекла в уксусе с вишней. Судя по запаху, креветки не просто сырые, а пару лет уже сырые. Их густой аромат напомнил эвенкийскую традицию закапывать рыбу для приманивания медведя с последующим его расчленением.
Вряд ли Мюллер меня приманивал. Скорей всего, в угаре творчества он бросил гранату в холодильник. После взрыва, в каждом секторе ледяного космоса сформировалось отдельное бюдо. Супы, в частности, стекли в поддон с овощами, откуда были аккуратно собраны и поданы. Жуя мюллеровский авангард я чувствовал -- Тарту меня не хочет.

Фестиваль, меж тем, удался. Счастливые участники роились и клубились, их лица на фото красны от творческих удач. Единственная постная рожа -- моя.

Я как свадебный жулик на этих съездах. Люди ждут забавного блогера, а его нет. Есть затравленный психопат, который лечит отчаяние обжорством и постоянно мечтает сбежать. Даже кот, спящий 18 часов и бессловесный, кажется мне обременительно весёлым. Прелесть моих поездок в расставаниях. Там я вру что попало лишь бы вернуться к скрипучему матрасу, не втягивать больше живот, и позвоночник зафиксировать в лучшем из положений -- параллельно полу. Чувство неловкости и эти опусы -- всё что остаётся от путешествий. Ни первое, ни второе ровно ничего не стоит.